Клингзор - Эдит
Милая звезда на летнем небе!
Как
хорошо и правдиво ты написала мне, и
какой болью отзывается во мне твоя
любовь — как вечное страдание, как
вечный упрек. Но ты на добром пути, если
признаешься мне, если признаешься себе
в каждом движении сердца. Только
никакое движение не называй мелким, не
называй тоже, и зависть, и ревность, и
жестокость. Ничем другим мы и не живем,
кроме как нашими бедными, прекрасными,
великолепными чувствами, и каждое,
которое мы обижаем,— это звезда,
которую мы гасим.
Люблю
ли я Джину, не знаю. Весьма сомневаюсь в
этом. я вообще любить. Я способен
вожделеть, способен искать себя в
других людях, ловить эхо, искать
зеркала, способен стремиться к радости,
и все это может выглядеть как любовь.
Мы
оба, ты и я, блуждаем в одном и том же
лабиринте, в лабиринте наших чувств,
которые в этом скверном мире потерпели
урон, и мы мстим за это, каждый по-своему,
этому злому миру. Но каждый из нас хочет,
чтобы мечта другого уцелела, потому что
мы знаем, как красно и сладко вино мечты.
Ясность
насчет своих чувств и насчет «возможных
последствий» своих поступков есть
только у добрых, благополучных людей,
верящих в жизнь и не делающих ни одного
шага, который они не одобрили бы и
завтра, и послезавтра. Я не имею счастья
причислять себя к ним, я чувствую и
поступаю как человек, который не верит
в жизнь и смотрит на каждый день как на
последний.
Милая
стройная женщина, я безуспешно пытаюсь
выразить свои мысли. Выраженные мысли
всегда так мертвы! Пускай они живут! Я
глубоко и с благодарностью чувствую,
как ты понимаешь меня, как что-то в тебе
родственно мне. Как провести это по
бухгалтерской книге жизни, суть ли наши
чувства любовь, похоть, благодарность,
сочувствие, материнские ли они или
детские, этого я не знаю. Порой я гляжу
на каждую женщину как опытный старый
развратник, а порой как маленький
мальчик. Порой меня больше
всего соблазняет самая непорочная
женщина, порой — самая нескромная. Все
прекрасно, все священно, все бесконечно
хорошо, что доводится мне любить.
Почему, сколь долго, в
какой степени, этого не измерить.
Я
люблю не одну тебя, ты это знаешь, я
люблю и не одну Джину, завтра и
послезавтра я буду любить, буду писать
другие картины. Но раскаиваться я не
буду ни в одной любви, которую когда-либо
чувствовал, ни в одном мудром деле и ни
в одной глупости, которые я из-за нее
совершил. Тебя я люблю, может быть,
потому, что ты похожа на меня. Других
я люблю потому, что они не такие, как я.
Сейчас
поздняя ночь, луна стоит над Салюте. Как
смеется жизнь, как смеется смерть!
Брось
это глупое письмо в огонь и брось в
огонь твоего Клингзора.